Очень талантливый дореволюционный адвокат. После окончания в 1869 году юридического факультета Харьковского университета был кандидатом на судебную должность при прокуроре Харьковской судебной палаты, судебным следователем в г. Карачеве, товарищем прокурора Казанского окружного суда, где проявил себя как талантливый обвинитель. В 1873 году при непосредственном участии А. Ф. Кони, с которым он был близок по совместной работе, С А. Андреевский переводится товарищем прокурора Петербургского окружного суда.
В 1878 году царская юстиция подготавливала к слушанию дело по обвинению Веры Засулич в покушении на убийство Петербургского градоначальника Трепова. В недрах Министерства юстиции тщательно обрабатывались вопросы, связанные с рассмотрением этого дела. Большое внимание уделялось составу суда и роли обвинителя в процессе. Министерством юстиции было предложено выступить в качестве обвинителя по этому делу — С. А. Андреевскому и В. И. Жуковскому. Однако оба они участвовать в процессе отказались.
Самостоятельный в своих суждениях, смелый во взглядах, Андреевский поставил условие — предоставить ему право в своей речи дать оценку поступку Трепова и его личности. Естественно, царская юстиция на такое требование Андреевского не согласилась. После рассмотрения дела Веры Засулич Андреевский был уволен в отставку и в этом же году (1878) вступил в адвокатуру.
Уже первый процесс, в котором выступил Андреевский (речь в защиту обвиняемого в убийстве Зайцева), создал ему репутацию сильного адвоката по уголовным делам. Речь по делу Сарры Беккер, в защиту Мироновича, принесла ему репутацию одного из блестящих ораторов по уголовным делам.
В отличие от Александрова, он не заботился о глубоком всестороннем анализе материалов дела, недостаточно уделял внимания выводам предварительного следствия. Основное внимание им уделялось личности подсудимого, анализу обстановки, в которой тот жил, и условий, в которых подсудимый совершил преступление. Психологический анализ действий подсудимого Андреевский давал всегда глубоко, живо, ярко и убедительно. Его без преувеличения можно назвать мастером психологической защиты (см., например, речи в защиту Андреева и Иванова). Раскрытые им образы всегда оставляют неотразимое впечатление.
В делах, где требовалась не только последовательность и непогрешимая логика, но и строгое юридическое мышление, исследование законодательного материала, он, как адвокат был не на высоте, и успех ему изменял. Как судебный оратор С. А. Андреевский был оригинален, самостоятелен.
Основной особенностью его является широкое внесение литературно-художественных приемов в защитительную речь. Рассматривая адвокатскую деятельность как искусство, он называл защитника «говорящим писателем». В своей работе «Об уголовной защите», отмечая роль психологического раскрытия внутреннего мира подсудимого, Андреевский писал: «…художественная литература, с ее великим раскрытием души человеческой, должна была сделаться основною учительницей уголовных адвокатов». Отмечая необходимость внесения в уголовную защиту приемов художественной литературы, он считал, что «…приемы художественной литературы должны быть внесены в уголовную защиту полностью, смело и откровенно, без всяких колебаний».
Эти взгляды на защиту он не только высказывал в печати, но и практически осуществлял в суде. Речи Андреевский всегда тщательно отделывал. В них много ярких образных сравнений, метких слов, правдивых воспроизведений событий преступления. Правда, речи его не лишены некоторого пафоса, стремления к чрезмерной красноречивости.
Его современники говорили, что слог Андреевского прост, ясен, хотя несколько напыщен. Речи его стройные, плавные, тщательно распланированные, полные ярких запоминающихся образов и красок, но увлечение психологическим анализом нередко мешало ему дать глубокий анализ доказательств, что в ряде случаев сильно ослабляло речь.
С. А. Андреевский занимался и литературной деятельностью. Его перу принадлежит много поэм и стихотворений на лирические темы. С начала 80-х годов он печатается в «Вестнике Европы». В книге «Литературное чтение» (1881) опубликованы его литературно-прозаические и публицистические произведения — ряд критических статей о Баратынском, Некрасове, Тургеневе, Достоевском и Гаршине. В 1886 году опубликован сборник его стихов.
Судебные речи Андреевского изданы отдельной книгой.
Речь по делу Андреева и приговор
Речь по делу Наумова и приговор
Дело Богачева
10 апреля 1892 г. во дворе дома № 8 по Владимирской улице Петербурга студент А. П. Богачев нанес ножом пять ран своей жене Л. А. Богачевой, оказавшихся легкими и не принесшими расстройства здоровью.
Задержанный на месте совершения преступления, Богачев признал себя виновным в совершении покушения на убийство жены, однако затем в процессе судебного разбирательства дела отказался от этого своего показания и признал себя виновным в нанесении ранений жене в состоянии запальчивости и чрезмерной раздражительности.
Защищавший Богачева С. А. Андреевский настаивал на оправдании подсудимого, приведя для этого многочисленные факты из жизни Богачева и его отношений с женой, а также подвергнув тонкому анализу и исследованию доказательства обвинения. Речь С. А. Андреевского воспроизводится полностью. Из нее видны и детали настоящего дела.
Речь по делу Богачева и приговор
Дело Иванова
Иванову было предъявлено обвинение в том, что 18 февраля 1891 г. он умышленно, но без заранее обдуманного намерения лишил жизни свою невесту А. А. Назаренко, нанеся ей удар ножом в левую сторону груди, от которого последняя сразу же скончалась. Иванов виновным себе признал полностью. Виновность его подтверждалась также многочисленными по делу доказательствами.
Однако защита настаивала на переквалификации деяния с формулировки «умышленное убийство» на формулировку «совершено в состоянии запальчивости и раздражения, повлекших невозможность управлять своими действиями». Доказательства для такой переквалификации широко использованы и глубоко проанализированы в защитительной речи. Защищал А. Г. Иванова С. А. Андреевский.
Речь по делу Иванова и приговор
Дело о краже изумрудной броши
28 ноября 1892 г. Мария Елагина не нашла оставленной ею на туалетном столике изумрудной брошки. О пропаже брошки было немедленно заявлено в полицию. Вскоре владелец магазина ювелирных изделий Лутугин сообщил, что сходная по приметам брошка куплена им у неизвестной гражданки, назвавшейся Ольгой Перфильевой. Предъявленная Лутугиным брошка была опознана Елагиными. По оставленному Перфильевой адресу таковой там обнаружить не удалось — она по означенному адресу не проживала.
По описанным Лутугиным приметам, женщина, назвавшаяся Перфильевой, во многом напоминала знакомую Елагиных О. Ф. М-ву. При предъявлении фотокарточки М-вой, а затем и самой ее личности Лутугин и его помощник указали, что М-ва поразительно похожа на владелицу брошки, у которой они ее приобрели. По делу была проведена графическая экспертиза. Причем на основе сличения почерков М-вой с почерком женщины, оставившей расписку в магазине о получении денег за брошку, эксперт пришел к выводу о том, что расписка, несомненно, выполнена рукой М-вой. В качестве улики было также использовано и то, что М-ва имела коричневую кофточку. В такую же кофточку была одета и женщина, продавшая брошку. Кроме того, следствие полагало, что кража брошки могла быть совершена только лицом, имеющим доступ в комнату Елагиной. М-ва принадлежала к числу таковых. На основе совокупности изложенных доказательств М-ва была предана суду. Защищал подсудимую С. А. Андреевский.
Речь по делу о краже изумрудной броши и приговор
Дело Мироновича
28 августа 1883 г. утром, около девяти часов, на Невском проспекте в Петербурге в доме, в котором была расположена ссудная касса, принадлежавшая И. И. Мироновичу, был обнаружен труп 13-летней девочки Сарры Беккер. Труп во время его обнаружения был уже совершенно холодным и находился в маленькой комнате кассы. Комната была заставлена мягкой мебелью. Покойная лежала навзничь поперек большого мягкого кресла. Одета Сарра была в свое праздничное платье, в чулках и полусапожках. Голова ее, с расплетенной косой и всклокоченными на лбу волосами, покоилась на ручке кресла и ручке рядом стоящего дивана. Обнаженные выше колен ноги были раздвинуты таким образом, что создавалось впечатление, что поза была придана покойной при ее жизни насильственным путем. Это подчеркивалось и откинутой выше колен юбкой. На лбу Сарры Беккер, над правой бровью, зияла большая рана неправильного очертания, проникающая до кости. Одежда покойной состояла из черной шерстяной накидки, в правом кармане которой найден ключ от входной двери в кассу ссуд, а в левом кармане — недоеденное яблоко. При осмотре трупа в правой руке Сарры был обнаружен клок волос, крепко зажатый пальцами.
Во время осмотра места происшествия в этой комнате были обнаружены разбросанные в беспорядке десять просроченных квитанций на заложенные в кассе ссуд Мироновича вещи Грязнова и его же вексель в 50 рублей. По объяснению Мироновича, документы эти хранились в одном из ящиков письменного стола, откуда, видимо, и были изъяты преступником. Кроме мягкой мебели, в комнате находились шкафы и витрина, в которых были заперты ценные предметы. Однако все они находились в исправном состоянии, под замками, и ключи от них висели на их постоянных местах. Тем не менее, во время осмотра И. И. Миронович заявил о пропаже с витрины ряда ценных вещей — всего на сумму около 400 рублей (в то же время большинство ценных предметов находящихся на витрине, оказались нетронутыми). Все описанные обстоятельства сразу же придали убийству Сарры Беккер значительную загадочность. С одной стороны, расположение трупа указывало на убийство с целью изнасилования. С другой — пропажа ряда ценных предметов с витрины создавала впечатление убийства с целью грабежа. Проведенная судебно-медицинская экспертиза (профессором Сорокиным) выдвинула предположение о возможности покушения на изнасилование. В результате проведения ряда следственных действий (допрос свидетелей, эксперименты и пр.) подозрение в изнасиловании и убийстве Сарры Беккер пало на И. И. Мироновича.
Обвинение Мироновича было почти полностью построено на косвенных уликах. Следователь принял во внимание, что Миронович был неравнодушен к женщинам вообще и к Сарре Беккер в частности. При ее жизни он неоднократно заискивал перед ней, ласкался к ней, старался всячески ее расположить к себе. Сарра же ненавидела Мироновича, о чем делилась с подругами и соседками. Первоначальная следственная версия сводилась к тому, что Миронович, решив изнасиловать Сарру Беккер 28 августа, в день, когда отец Сарры был в отъезде, попытался привести свое намерение в действие. Однако в силу каких-то причин ему это не удалось, поэтому он убил свою жертву. В целях сокрытия убийства он инсценировал его: изъял из витрины несколько ценных предметов, разбросал по полу несколько векселей и квитанций своих должников (в частности Грязнова) и пытался создать видимость своего отсутствия в доме во время убийства. Следствие с обвинительным уклоном против Мироновича приходило к концу. Однако одно обстоятельство прервало его на некоторое время. Неожиданно для следователя 29 сентября 1883 г. в полицию явилась неизвестная гражданка, назвавшаяся Семеновой, и сообщила, что Миронович в этом деле не виновен и что убийство совершила она сама. Семенова очень подробно описала обстоятельства убийства и цели его, в связи с чем Миронович был немедленно освобожден из-под стражи и в следствии по делу начался новый этап.
Семенова заявила, что она очень любит М. М. Безака. Ради него она уже совершила несколько краж. Ради него она решилась и на убийство с целью ограбления Сарры Беккер. С повинной она явилась потому, что Безак вновь стал охладевать к ней, и ей стало жаль невинного человека (Мироновича), привлеченного по данному делу. Однако вскоре Семенова отказалась от своих показаний и заявила, что Сарры Беккер она не убивала. Миронович вновь был арестован, и дальнейшее следствие продолжалось уже против трех лиц. (Безак также был разыскан и содержался под стражей.)
Следствием была выдвинута новая версия, подсказанная Безаком. А именно. Убийство совершено Мироновичем. Однако в момент убийства он был захвачен Семеновой. Чтобы заставить ее молчать, он дал ей несколько ценных вещей, которые Семенова, приняла и затем продала.
С такой формулировкой обвинения дело и поступило в суд. Миронович обвинялся в покушении на изнасилование и убийстве.
Семенова — в недонесении об убийстве и сокрытии его, Безак — в недонесении. С. — Петербургский окружной суд, слушавший дело с 27 ноября по 3 декабря 1884 г., признал обвинение доказанным и осудил всех привлеченных по делу.
По протесту прокурора, вследствие допущенных судом процессуальных нарушений и в связи с жалобой Мироновича дело было передано на новое рассмотрение. Причем при новом рассмотрении оно было разбито на две части: отдельно слушалось дело по обвинению Мироновича и отдельно было рассмотрено дело Семеновой и Безака. Дело по обвинению Мироновича было рассмотрено 23 сентября — 2 октября 1885 г. в том же суде с участием присяжных заседателей. По делу выступали: в качестве гражданского истца А. И. Урусов, Мироновича защищали Н. П. Карэбчевский и С. А. Андреевский.