После окончания юридического факультета Петербургского университета служил вначале в Министерстве юстиции, а с 1868 года — присяжным поверенным при Петербургской судебной палате. Известен как исключительно уравновешенный адвокат, далекий от каких бы то ни было попыток насытить свою речь излишней красноречивостью.

Его выступления в суде отличаются обстоятельным и глубоким разбором доказательств, умением найти в деле основные моменты и дать им правильное освещение. Характерная особенность его речей — тщательная отделка, соразмерность их частей, глубоко продуманная подача материала. Лучшей его речью является выступление по нашумевшему в свое время уголовному делу по обвинению в убийстве Маргариты Жюжан. Правда, эта речь лишена ярких красок, острой ситуации и глубоких психологических образов, рисовать которые он не умел. Речь по делу Маргариты Жюжан является образцом делового  глубокого  анализа  доказательств, строгой последовательности и логичности, что делает ее доходчивой и убедительной. Адвокат не оставил ни одной улики без обстоятельного разбора и тщательного сопоставления с другими доказательствами. В этой речи умело сгруппированы и последовательно изложены все доказательства, подтверждающие невиновность М. Жюжан. Это в значительной мере обеспечило ей оправдательный вердикт.

Совершенно в другом плане произнесена речь в защиту Марии Левенштейн и Разнотовского, обвиняемых в покушении на убийство. Здесь Хартулари показал себя хорошим психологом, большим наблюдателем, ярким бытоописателем. С большой глубиной и тактом заглядывает он во внутренний мир преуспевающего купца второй гильдии Линевича и его так называемой «незаконной» жены, от которой у него было двенадцать детей. Ярко, правдиво и трогательно показано психологическое состояние этой женщины, подавленной горем, обрушившимся на ее семью. Трогательно и тепло раскрыл он внутренний мир женщины, оказавшейся в силу социальных условий дореволюционной России перед лицом тяжелой действительности. Социальной стороны этого вопроса оратор коснулся, но робко.

Речи, опубликованные в Интернет, в достаточной мере характеризуют этого талантливого и широко известного в дореволюционной России адвоката. Хартулари зарекомендовал себя не только как адвокат, занимающийся ведением общеуголовных дел. Выступая в ряде политических процессов, Хартулари проявил себя как смелый и настойчивый адвокат.

Дело Маргариты Жюжан

Обстоятельства настоящего дела очень детально изложены в самой защитительной речи К. Ф. Хартулари, поэтому фабула де­ла дается в самых общих чертах.

В ночь с 17 на 18 апреля 1878 г. скоропостижно скончался восемнадцатилетний юноша Николай Познанский. Проведенная экспертиза установила наступление смерти от отравления. В связи с тем, что Николай Познанский последнее время был болен, неко­торое время находился на постельном режиме и уход за ним осу­ществлялся в основном со стороны гувернантки Маргариты Жюжан, подозрение в отравлении пало на нее. Это подозрение еще бо­лее укрепилось, когда в одной из склянок из-под лекарства были обнаружены остатки морфия. Более того, эта склянка была опозна­на за ту самую, из которой Познанский последний раз принял лекарство, поданное ему Маргаритой Жюжан. Жюжан не отрицала того, что последний раз лекарство действительно подавала она и что лекарство это находилось в той самой склянке, в которой обнару­жены остатки морфия. Проведенное по делу расследование добавило к вышеприведенной еще несколько улик, усиливших подозрение М. Жюжан в убийстве Познанского. Однако ни одна из этих улик не носила характера прямого доказательства. Несмотря на зыбкость обвинения, дело было передано в суд. Защищал Маргариту Жюжан К. Ф. Хартулари.

Речь адвоката по делу Маргариты Жюжан и приговор

Речь адвоката по делу Лебедева и приговор

Дело Левенштейн

Сущность обвинения Марии Левенштейн по обвинительному заключению состояла в том, что она, придя 2 мая на квартиру Эле­оноры Михневой с заранее обдуманным намерением лишить ее жиз­ни, выстрелила в последнюю дважды из револьвера, чем причинила ей только легкое телесное повреждение.

Основаниями для предания суду Марии Левенштейн по данной формулировке обвинения послужили следующие данные.

Мария Левенштейн прожила с неким Линевичем более 17 лет и имела от него двенадцать детей. На восемнадцатом году совмест­ной с Линевичем жизни последний почувствовал влечение к другой женщине — Михневой и вскоре почти порвал все отношения с Ле­венштейн. Отношения с Михневой стали сказываться и на отноше­ниях Линевича к детям: к ним он становился все холоднее и холод­нее. Видя все это, Левенштейн предложила Линевичу расстаться с ней, оставив у нее детей, на что Линевич заявил, что этот вопрос может быть решен окончательно 2 мая.

2 мая 1881 г., будучи в очень тяжелом душевном состоянии, сильно переживая за судьбу своих детей, за семью, ее и свое буду­щее, Мария Левенштейн собиралась идти на службу к мужу для получения от него окончательного ответа о их дальнейших отноше­ниях. Выходя из своей комнаты, она увидела через открытую дверь кабинета Линевича приоткрытую дверцу несгораемого шкафа, отку­да был виден револьвер. Мрачное настроение и подавленность под­сказали ей мысль о самоубийстве. Мария Левенштейн взяла с собой револьвер, решив, что при отрицательном ответе Линевича, то есть если он решит окончательно порвать с ней и не отдаст ей детей, по­кончит с собой. Затем она направилась на службу Линевича. Лине­вич встретил ее неприветливо. На ее вопрос о детях он грубо отве­тил, что она может убираться, куда хочет, и детей она не получит. Возвращаясь от мужа, Мария Левенштейн проходила мимо дома, в котором проживала Михнева. Решив, что, может быть, с ней она сможет о чем-нибудь договориться по-хорошему, Мария Левенштейн вошла в дом. Однако и здесь она была встречена грубо. Михнева даже не пожелала с ней разговаривать. Выведенная из терпения такой бесчеловечностью, Левенштейн в порыве гнева дважды вы­стрелила в Михневу.

Несмотря на то, что в деле имеются неопровергнутые данные о том, что Мария Левенштейн действительно намеревалась покон­чить жизнь самоубийством (письма к сыну и Линевичу от 8 и 10 января 1881 г.) и никогда не думала об убийстве Михневой, обви­нитель, только на основе того, что к Линевичу Левенштейн пошла с револьвером, тогда как ранее его с собой не носила, отстаивал вер­сию о преднамеренном умысле виновной. Факты, опровергающие преднамеренность совершенного преступления, широко использованы в защитительной речи, которая и воспроизводится полностью.

Речь адвоката по делу Левенштейн и приговор

Дело Левицкого и других

9 октября 1865 г. в одной из ссудных касс Петербурга был обнаружен ряд подделанных билетов. Подозрение в подделке би­летов пало на группу лиц, в том числе Янушевича и Шебалину.

Проведенным расследованием были выявлены на квартирах указанных лиц необходимые принадлежности для подделки денеж­ных документов и признаки подделки нескольких билетов, обнару­женных здесь же. Уличенные фактами обвиняемые признались в том, что действительно в виде промысла занимались подделкой билетов ссудной кассы, что и составляло основной источник их до­хода. Однако Янушевич заявил, что, хотя последнее время поддел­ка проводилась на квартире Шебалиной, последняя ничего об этом не знала и не подозревала незаконности подобной деятельности. Шебалина на предварительном следствии отвергла это заявление Янушевича и объявила себя полной соучастницей этого преступно­го сообщества. Однако после смерти, в процессе расследования дела Янушевича Шебалина сообщила следствию, а затем и суду о полной своей непричастности к преступлению. Из ее объяснения видно, что, обожая Янушевича, она не хотела с ним расставаться независимо от того, в каком положении он будет. Желая следовать за ним в тюрьму, она и оговорила себя. После же его смерти она изменила показания. Несмотря на такого рода заявления, Шеба­лина была признана виновной в сокрытии преступления и заведо­мом несообщении о нем властям и предана по этому обвинению суду. Защищал Шебалину К. Ф. Хартулари.

Речь адвоката по делу Левицкого и других, приговор