В 1849 году окончил юридический факультет Петербургского университета. По окончании работал чиновником в палате уголовного суда. 22 лет защитил магистерскую диссертацию по кафедре международного нрава. Занимался педагогической работой. Переводил польских писателей на русский язык. Был близок с известным ученым-историком К. Д. Кавелиным, по рекомендации которого занял в Петербургском университете кафедру уголовного права. Одаренный криминалист, известный своими теоретическими работами в области уголовного процесса, Спасович был автором одного из лучших в свое время учебников  по  русскому  уголовному праву. Спасович пользовался у студентов большой популярностью. Его лекции привлекали большое количество студентов. Спасович был враг рутинных взглядов в науке уголовного права и процесса, чем вызывал недовольство университетского начальства.

В 1861 году вместе с группой передовых ученых оставил Петербургский университет в связи со студенческими волнениями. В адвокатуре с 1866 года. Выступал в качестве защитника по ряду политических дел.

Оратор огромной эрудиции, энциклопедических знаний. Большой художник, глубокий знаток истории и литературы. Очень требовательный к себе и коллегам по работе.

Спасович всегда свои мысли предварительно тщательно отделывал. В его речах никогда не встретишь напыщенных, трескучих фраз, стиль речи прост, доходчив, логичен. Свои речи он строит всегда в строгом логическом порядке, широко и умело используя богатство русского языка. Большим достоинством речей Спасовича является удачная их планировка, тщательно продуманный анализ собранных по делу доказательств. Будучи большим психологом, он всегда находит правильный тон. Спасович одинаково силен как в делах, где подсудимый отрицал свое участие в преступлении, так и в делах, где квалификация преступлений была сомнительной или совершение преступлений оспаривалось. Одна из его лучших речей — речь по делу об убийстве Нины Андреевской. Эта речь наглядно показывает методы и приемы подготовки защитительной речи, глубокое, по-настоящему научное изучение материалов дела. Эта речь показывает огромную подготовительную работу адвоката перед выступлением в суде. Обращает на себя внимание та часть выступления В. Д. Спасовича, где он полемизирует с медицинскими экспертами. Оратор хорошо вооружен специальными медицинскими познаниями. Для того чтобы на высоком уровне вести ученую полемику с экспертами, он изучил большое количество работ, посвященных специальным вопросам. В этой полемике он чувствует себя достаточно подготовленным для того, чтобы разобраться в огромном количестве доказательственного материала, собранного по делу. Несмотря на то, что в отдельных местах речь страдает длиннотами, она является образцом глубокого и обстоятельного анализа судебных доказательств. Речь эта имеет большой теоретический и практический интерес. Она свидетельствует об исключительно умелом оперировании косвенными доказательствами.

Психологически сильной является речь, произнесенная им в защиту старшего фейерверкера Дементьева, преданного военному суду за неповиновение офицеру. После тщательного разбора всех обстоятельств дела Спасович, обращаясь к судьям, дает сильную психологическую концовку: «Заслуженному фейерверкеру, георгиевскому кавалеру, — говорит он, — …приходится труднее в мирное время перед офицером своей же армии, нежели перед выстрелами, турок… — »

Давая характеристику В. Д. Спасовичу, А. Ф. Кони писал:. «В числе многих и многие годы я восхищался его оригинальным, непокорным словам, которые он вбивал, как гвозди, в точно соответствующие им понятия, любовался его горячими жестами и чудесной архитектурой речи, неотразимая логика которых соперничала с глубокой их психологией и указаниями долгого, основанного на опыте, житейского раздумья».

Современники отмечают, что, начиная речь, Спасович вначале как бы разочаровывал слушателей. Первые фразы он всегда произносил с большим внутренним напряжением. Оратор вначале заикался, слова были непокорны, фразы рождались тяжело, резали слух, но проходили первые минуты, и он овладевал аудиторией, произносил речь уверенно, твердо, убедительно. Замеченные дефекты сглаживались богатством мыслей, которые щедро подаются ярким, образным языком. Отдав адвокатской деятельности 40 лет своей жизни, Спасович сочетал эту работу с литературной и научной деятельностью. Десять томов его сочинений посвящены самым разнообразным отраслям знаний. Тут и исследования, посвященные вопросам права, и литературно-критические и публицистические статьи. Литературные труды В. Д. Спасовича свидетельствуют о большом таланте и многогранности его интересов.

Речь адвоката по делу Авдеевой и приговор

Дело Давида и Николая Чхотуа и др. (Тифлисское дело)

22 июля 1876 г. между девятью и десятью часами вечера было установлено исчезновение из дома Нины Эрастовны Андреевской, временно проживающей вместе с матерью в Тифлисе (Тбилиси). На другой день утром ее труп был найден рыбаками в реке Куре верстах в сорока от города. Предварительным расследованием по данному делу было установлено следующее.

По завещанию Эраста Андреевского двум его дочерям Нине и Елене досталось имущество, находившееся в разных частях Тиф­лисского уезда. В конце 1875 года Георгий Шервашидзе — муж Елены Андреевской — предложил управлять имуществом и наблю­дать за ним Давиду Чхотуа, который принял это предложение и вскоре поселился в Тифлисе в доме Шервашидзе. В июне 1876 года к Давиду Чхотуа приехал его младший брат — Николай, оформляв­шийся на военную службу, и поселился временно в квартире Дави­да. Весной 1876 года Нина и Елена решили произвести раздел за­вещанного им имущества, для чего Нина вместе с матерью приеха­ла в Тифлис. Раздел был произведен. После этого муж Елены Г. Шервашидзе уехал по делам в Кутаисскую губернию, а Нина и ее мать временно поселились в его доме. Дом этот представлял собой каменное двухэтажное здание, обращенное передним фасадом во двор, окруженный с трех сторон густым садом. Сад примыкал к помещению для летних увеселительных мероприятий, известному под названием «Кружок». Задняя часть дома выходила на неболь­шую площадку, за которой начинается крутой берег реки Куры. В доме, кроме хозяев, проживали: братья Чхотуа, повар Габисония, сторож Коридзе и садовник Мчеладзе.

Обыкновенно Андреевские (Нина и мать) уходили из дома утром и возвращались часам к семи-восьми вечера. В день про­исшествия Нина и мать также возвратились домой около восьми часов вечера. При их возвращении они были встречены Давидом Чхотуа, который после двадцатиминутной беседы с Ниной ушел в город по своим делам. Его брат Николай после прихода Нины и ма­тери также ушел из дома в город и возвратился поздно.

Нина Андреевская, переодевшись в домашнее платье и старые опорки от дамских полусапожек, вытряхнув на террасе платье, в котором ходила днем с матерью, писала письмо к Г. Шервашидзе в Кутаис, предполагая послать его с Давидом Чхотуа, который собирался отвезти Шервашидзе оставленную им дома шашку. Часов в десять, окончив письмо, Нина взяла свечку и вышла из комнаты. Матери она сказала, что идет к повару Габисония за по­лусапожками, которые находились у него в чистке.

Спустя минут двадцать после ухода Нины Варвара Андреевская (мать Нины) вышла в коридор и увидела, что свеча, взятая Ниной, горела в коридоре у поворота к двери, ведущей на террасу. Дочери в кори­доре не было. С улицы вошел Коридзе. На вопрос Варвары Андре­евской, где Нина, он ответил, что она, видимо, пошла прогуляться. В саду же Нины не оказалось. По просьбе Варвары Андреевской Коридзе разбудил спящего уже Николая Чхотуа, и с ним Варвара Андреевская продолжала розыски дочери. На окрики Варвары Андреевской откликнулся со второго этажа Давид Чхотуа и, узнав в чем дело, быстро сбежал вниз. Поиски Нины в саду были безу­спешными. Тогда Давид Чхотуа спустился к берегу Куры и обна­ружил там платье и белье Нины Андреевской, лежавшие на камен­ной площадке. На другой день, 23 июля, рыбаки Медабдшвили и Чиоберов обнаружили в реке труп девушки, плывшей по течению. Знакомыми и родными Нины Андреевской труп был опознан. Пер­воначальная версия следственных органов о том, что Нина Андре­евская утонула, купаясь в реке, опровергалась многими данными, говорящими против нее.

К этим данным относились, в частности, следующие:

1. Нина Андреевская не могла бы сама, без посторонней помощи, спуститься к реке ночью по крутой и обрывистой тропинке.
2. Если бы она и смогла сама спуститься к реке, то, так как тро­пинка была покрыта грязью, платье и обувь Нины Андреевской также были бы выпачканы грязью. Однако платье и обувь Ни­ны были чистые и сухие.
3. Решив купаться, Нина не полезла бы в воду в рубашке и чулках. Однако труп был обнаружен в реке в рубашке и в чулках.
4. Будучи в высшей степени стыдливой, Нина не стала бы купать­ся в то время, когда, по заявлению свидетелей, на противопо­ложном берегу купались мужчины.
5. Видя купающихся, Нина неоднократно возмущалась, как можно купаться в такой мутной и грязной воде, какая была в реке Куре.
6. Если бы Нина и утонула, то труп ее не мог в течение шести-восьми часов проплыть расстояние в сорок верст от города.
7. Так как в шестнадцати верстах от города Кура вследствие мел­ководья образует три острова и разделяется на три рукава, глу­биной всего два-четыре вершка, то труп ее едва ли мог проплыть далее этого места. Если бы труп и проплыл эту часть реки, то оказался бы значительно поврежденным, так как дно реки в этом месте каменистое и неровное. Однако на трупе не было об­наружено ни ссадин, ни царапин. Судебно-медицинским вскрытием трупа, произведенным 25 ию­ля, также было установлено, что утонуть Нина Андреевская не могла.

Подозрение на убийство возникло у следственных органов от­носительно Давида и Николая Чхотуа. Оба они близко и хорошо знали Нину, прекрасно ориентировались в местности и имели до­статочно времени для сокрытия следов преступления. Подозрение в убийстве Н. Андреевской падало на близко находящихся к ней лю­дей еще и потому, что во дворе дома всегда находились злые собаки, которые никого из посторонних близко не подпускали. Кроме того, отсутствие видимых мотивов совершения преступления (кража, изна­силование) также указывало на то, что оно могло быть совершено лицами, состоящими в близких отношениях с Н. Андреевской. Но так как трудно было допустить, что преступление могло быть со­вершено без ведома или участия других лиц, проживавших в доме, то к ответственности вместе с Николаем и Давидом Чхотуа были привлечены Коридзе, Габисония и Мчеладзе.

Все привлеченные по этому делу первоначально отрицали как само событие преступления, так и свое участие в нем. Однако позд­нее Зараб Коридзе и Иван Мчеладзе, отвергая свое участие в убий­стве Н. Андреевской, дали следующие объяснения.

22 июля после возвращения Андреевских из города Давид Чхотуа приказал Зарабу Коридзе оседлать лошадь и подать ее бра­ту Николаю, собиравшемуся на прогулку. После возвращения Ни­колая с прогулки Давид велел Коридзе хорошенько выводить ло­шадь, которая была сильно измучена и взмылена. В это же время Давид позвал Ивана Мчеладзе и предложил ему убить самую боль­шую и злую собаку, а остальных собак запереть в сарай. На вопрос Ивана, зачем запирать собак, Давид ответил: «Не твое дело». После этого Давид приказал Ивану ложиться спать, а сам пошел в город встречать гостей. Вскоре он действительно появился во дворе в со­провождении каких-то людей. Из любопытства Иван последовал за ними и, хотя заметивший его Давид приказал ему вернуться, он все же проследил за ними.

Мчеладзе заметил, что вскоре находив­шиеся в саду люди быстро задвигались и в это же время послы­шался легкий храп. Присмотревшись, Иван заметил, что Давид и находившиеся вместе с ним люди несут труп женщины к реке. Бро­сили они труп в реку или нет, он не знает, так как сильно испу­гался и хотел убежать. Однако Давид ему не дал скрыться: схва­тил Ивана Мчеладзе за волосы и приказал о случившемся никому не говорить.

Примерно так же воспроизводил обстановку происшествия и Зараб Коридзе, наблюдавший его с площадки у выхода из дома.

Его увидели Николай и Давид Чхотуа, причем Давид предложил Николаю убить Коридзе, однако Николай на это не согласился, и они отпустили его под клятвенное обещание не выдавать их.

Независимо от этих показаний все подозреваемые в преступле­нии были привлечены к уголовной ответственности за совершение * преднамеренного убийства Нины Андреевской по взаимному между ними соглашению. Инициаторами убийства были признаны Давид и Николай Чхотуа. Что касается цели убийства, то в обвинитель­ном заключении она была охарактеризована следующим образом. Давид Чхотуа питал затаенную злобу к Н. Андреевской вследст­вие: 1) недоверчивого отношения к нему со стороны последней, вы­ражавшегося не только в лишении его полномочия на участие вместо нее при разделе имущества, но и в устранении от управле­ния доставшимся ей имуществом; 2) неудовольствий, доходивших до столкновений, вследствие находившихся в доме Шервашидзе под надзором Давида вещей Нины.

Рассмотрев настоящее дело, суд признал всех привлеченных виновными. Подсудимыми была подана апелляционная жалоба. Дело пересматривалось Тифлисской судебной палатой 25—30 но­ября 1878 г. По ходатайству защиты была назначена судебно-ме­дицинская экспертиза, которая пришла к выводу об отсутствии на трупе признаков насильственной смерти. В качестве одного из за­щитников в апелляционной инстанции по делу выступал В. Д. Спасович, речь которого и воспроизводится ниже.

Речь адвоката по Тифлисскому делу и приговор

Речь адвоката по делу Дементьева и приговор

Речь адвоката по делу Островлевой и Худина и приговор