После окончания юридического факультета Петербургского университета служил вначале в Министерстве юстиции, а с 1868 года — присяжным поверенным при Петербургской судебной палате. Известен как исключительно уравновешенный адвокат, далекий от каких бы то ни было попыток насытить свою речь излишней красноречивостью.
Его выступления в суде отличаются обстоятельным и глубоким разбором доказательств, умением найти в деле основные моменты и дать им правильное освещение. Характерная особенность его речей — тщательная отделка, соразмерность их частей, глубоко продуманная подача материала. Лучшей его речью является выступление по нашумевшему в свое время уголовному делу по обвинению в убийстве Маргариты Жюжан. Правда, эта речь лишена ярких красок, острой ситуации и глубоких психологических образов, рисовать которые он не умел. Речь по делу Маргариты Жюжан является образцом делового глубокого анализа доказательств, строгой последовательности и логичности, что делает ее доходчивой и убедительной. Адвокат не оставил ни одной улики без обстоятельного разбора и тщательного сопоставления с другими доказательствами. В этой речи умело сгруппированы и последовательно изложены все доказательства, подтверждающие невиновность М. Жюжан. Это в значительной мере обеспечило ей оправдательный вердикт.
Совершенно в другом плане произнесена речь в защиту Марии Левенштейн и Разнотовского, обвиняемых в покушении на убийство. Здесь Хартулари показал себя хорошим психологом, большим наблюдателем, ярким бытоописателем. С большой глубиной и тактом заглядывает он во внутренний мир преуспевающего купца второй гильдии Линевича и его так называемой «незаконной» жены, от которой у него было двенадцать детей. Ярко, правдиво и трогательно показано психологическое состояние этой женщины, подавленной горем, обрушившимся на ее семью. Трогательно и тепло раскрыл он внутренний мир женщины, оказавшейся в силу социальных условий дореволюционной России перед лицом тяжелой действительности. Социальной стороны этого вопроса оратор коснулся, но робко.
Речи, опубликованные в Интернет, в достаточной мере характеризуют этого талантливого и широко известного в дореволюционной России адвоката. Хартулари зарекомендовал себя не только как адвокат, занимающийся ведением общеуголовных дел. Выступая в ряде политических процессов, Хартулари проявил себя как смелый и настойчивый адвокат.
Дело Маргариты Жюжан
Обстоятельства настоящего дела очень детально изложены в самой защитительной речи К. Ф. Хартулари, поэтому фабула дела дается в самых общих чертах.
В ночь с 17 на 18 апреля 1878 г. скоропостижно скончался восемнадцатилетний юноша Николай Познанский. Проведенная экспертиза установила наступление смерти от отравления. В связи с тем, что Николай Познанский последнее время был болен, некоторое время находился на постельном режиме и уход за ним осуществлялся в основном со стороны гувернантки Маргариты Жюжан, подозрение в отравлении пало на нее. Это подозрение еще более укрепилось, когда в одной из склянок из-под лекарства были обнаружены остатки морфия. Более того, эта склянка была опознана за ту самую, из которой Познанский последний раз принял лекарство, поданное ему Маргаритой Жюжан. Жюжан не отрицала того, что последний раз лекарство действительно подавала она и что лекарство это находилось в той самой склянке, в которой обнаружены остатки морфия. Проведенное по делу расследование добавило к вышеприведенной еще несколько улик, усиливших подозрение М. Жюжан в убийстве Познанского. Однако ни одна из этих улик не носила характера прямого доказательства. Несмотря на зыбкость обвинения, дело было передано в суд. Защищал Маргариту Жюжан К. Ф. Хартулари.
Речь адвоката по делу Маргариты Жюжан и приговор
Речь адвоката по делу Лебедева и приговор
Дело Левенштейн
Сущность обвинения Марии Левенштейн по обвинительному заключению состояла в том, что она, придя 2 мая на квартиру Элеоноры Михневой с заранее обдуманным намерением лишить ее жизни, выстрелила в последнюю дважды из револьвера, чем причинила ей только легкое телесное повреждение.
Основаниями для предания суду Марии Левенштейн по данной формулировке обвинения послужили следующие данные.
Мария Левенштейн прожила с неким Линевичем более 17 лет и имела от него двенадцать детей. На восемнадцатом году совместной с Линевичем жизни последний почувствовал влечение к другой женщине — Михневой и вскоре почти порвал все отношения с Левенштейн. Отношения с Михневой стали сказываться и на отношениях Линевича к детям: к ним он становился все холоднее и холоднее. Видя все это, Левенштейн предложила Линевичу расстаться с ней, оставив у нее детей, на что Линевич заявил, что этот вопрос может быть решен окончательно 2 мая.
2 мая 1881 г., будучи в очень тяжелом душевном состоянии, сильно переживая за судьбу своих детей, за семью, ее и свое будущее, Мария Левенштейн собиралась идти на службу к мужу для получения от него окончательного ответа о их дальнейших отношениях. Выходя из своей комнаты, она увидела через открытую дверь кабинета Линевича приоткрытую дверцу несгораемого шкафа, откуда был виден револьвер. Мрачное настроение и подавленность подсказали ей мысль о самоубийстве. Мария Левенштейн взяла с собой револьвер, решив, что при отрицательном ответе Линевича, то есть если он решит окончательно порвать с ней и не отдаст ей детей, покончит с собой. Затем она направилась на службу Линевича. Линевич встретил ее неприветливо. На ее вопрос о детях он грубо ответил, что она может убираться, куда хочет, и детей она не получит. Возвращаясь от мужа, Мария Левенштейн проходила мимо дома, в котором проживала Михнева. Решив, что, может быть, с ней она сможет о чем-нибудь договориться по-хорошему, Мария Левенштейн вошла в дом. Однако и здесь она была встречена грубо. Михнева даже не пожелала с ней разговаривать. Выведенная из терпения такой бесчеловечностью, Левенштейн в порыве гнева дважды выстрелила в Михневу.
Несмотря на то, что в деле имеются неопровергнутые данные о том, что Мария Левенштейн действительно намеревалась покончить жизнь самоубийством (письма к сыну и Линевичу от 8 и 10 января 1881 г.) и никогда не думала об убийстве Михневой, обвинитель, только на основе того, что к Линевичу Левенштейн пошла с револьвером, тогда как ранее его с собой не носила, отстаивал версию о преднамеренном умысле виновной. Факты, опровергающие преднамеренность совершенного преступления, широко использованы в защитительной речи, которая и воспроизводится полностью.
Речь адвоката по делу Левенштейн и приговор
Дело Левицкого и других
9 октября 1865 г. в одной из ссудных касс Петербурга был обнаружен ряд подделанных билетов. Подозрение в подделке билетов пало на группу лиц, в том числе Янушевича и Шебалину.
Проведенным расследованием были выявлены на квартирах указанных лиц необходимые принадлежности для подделки денежных документов и признаки подделки нескольких билетов, обнаруженных здесь же. Уличенные фактами обвиняемые признались в том, что действительно в виде промысла занимались подделкой билетов ссудной кассы, что и составляло основной источник их дохода. Однако Янушевич заявил, что, хотя последнее время подделка проводилась на квартире Шебалиной, последняя ничего об этом не знала и не подозревала незаконности подобной деятельности. Шебалина на предварительном следствии отвергла это заявление Янушевича и объявила себя полной соучастницей этого преступного сообщества. Однако после смерти, в процессе расследования дела Янушевича Шебалина сообщила следствию, а затем и суду о полной своей непричастности к преступлению. Из ее объяснения видно, что, обожая Янушевича, она не хотела с ним расставаться независимо от того, в каком положении он будет. Желая следовать за ним в тюрьму, она и оговорила себя. После же его смерти она изменила показания. Несмотря на такого рода заявления, Шебалина была признана виновной в сокрытии преступления и заведомом несообщении о нем властям и предана по этому обвинению суду. Защищал Шебалину К. Ф. Хартулари.