Господа судьи! Настоящее обвинение, предъявленное проку­рорской властью к крестьянину Андрею Лебедеву и подлежащее обсуждению палаты, чрезвычайно напоминает мне алгебраическую задачу с одним неизвестным, разрешение которой немыслимо без предварительного отыскания этой неизвестной величины, которая по алгебраическим правилам, будучи поставлена в уравнение, обра­щает его в тождество.

В таких же условиях находится, по моему мнению, и вопрос о виновности Лебедева, для правильного разрешения которого и для устранения слишком одностороннего взгляда на преступные дейст­вия подсудимого необходимо, прежде всего, обнаружить неизвест­ный фактор, к сожалению, оставшийся неисследованным по делу, но который я надеюсь установить последующими моими объясне­ниями.

17 сентября 1887 г. в дневнике приключений города С.—Петер­бурга появилось извещение об одной из тех ужасных катастроф, которые весьма часто, к сожалению, повторяются у нас при соору­жении или разрушении зданий, благодаря слабости техническо-полицейского надзора по строительной части.

Упомянутое несчастие имело причиной внезапно обрушив­шийся купол разбиравшегося дома по Екатерининскому каналу под №13, в котором помещалась когда-то известная петербургским обывателям «Панорама», а последствием — убийство двух и тяжкие увечья трех рабочих.

Построенное со специальной целью, означенное здание имело и свою специальную конструкцию и представлялось, по отзывам техников, редким и серьезным в техническом отношении сооруже­нием.

Главную особенность сооружения являла собой его куполооб­разная, античная крыша, подобная той, какая была в древности у римлян над Пантеоном Агриппы.

По объяснениям строителя, архитектора Фонтана, при перво­начальной постройке дома кладка его стен производилась в виде кольца, сообразно с формой заказанного на заводе Креля по ри­сункам Фонтана самого купола, который, будучи сделан из одного кованого железа, весил со всеми стропилами, кольцами и скрепле­ниями около 6 тысяч пудов.

Ввиду такой необыкновенной тяжести купола, который дол­жен был лечь на стены круглого здания в виде опрокинутой чаши, он был предварительно собран на стене дома, возведенной сначала до высоты двух сажен, а затем, по мере возвышения стенной кладки, поднимался при помощи домкратов, и, наконец, по достижении на­меченной высоты и после устройства кирпичного карниза, тол­щиною в высоту кольца купола, последний был окончательно укреплен.

Такова сущность конструкции того сооружения, приобретен­ного впоследствии петербургским обществом взаимного кредита, ко­торое подлежало сломке для возведения на этом месте нового здания.

Избегая излишних денежных затрат и расходов, сопряженных с ломкой означенного здания, петербургское общество взаимного кредита поместило в газетах объявление, которым вызывало лиц, желающих заняться подобной операцией на условиях, какие будут установлены взаимным соглашением с банком.

Вследствие сего в правление общества взаимного кредита по­ступило одновременно три предложения, из них два от металличе­ских заводов Креля и Сан-Галли, а третье от крестьянина Тверской губернии Андрея Петрова Лебедева.

Завод Креля потребовал 6 тысяч рублей за производство ра­бот, с оставлением всего материала в пользу общества, распределяя эту сумму в таком порядке: 3 тысячи рублей за леса и 3 тысячи рублей за снятие купола. Завод же Сан-Галли изъявлял согласие произвести те же работы за 3500 рублей, а в случае оставления ма­териала в пользу завода, требовал доплаты заводу еще 1 тысячи рублей.

Наконец, крестьянин Андрей Лебедев предложил наиболее подходящие условия, а именно: он покупал у общества весь метал­лический материал в здании за 1800 рублей и для извлечения его из здания, обязался произвести своими собственными средствами разборку сооружения в течение 70 дней, оставляя в пользу общества все приспособления, какие им будут сделаны, и в то же время при­нимая на себя всю ответственность за безопасность рабочих.

Таким образом, мелкий старьевщик из Апраксина рынка, тор­гующий старым и бракованным железом, выступает не только конкурентом, но даже победителем техников, и дело остается за ним.

Выданное Лебедевым 1 сентября 1887 г. обществу взаимного кредита обязательство вышеприведенного содержания закрепило взаимное соглашение, выгодное для каждой из договаривающихся сторон, так как общество не только избавлялось от расходов, но еще приобретало 1800 рублей, слагая при этом с себя всякую от­ветственность за могущие произойти несчастья с рабочими при сломке здания и оставляя в свою пользу все приспособления, а Ле­бедев, в свою очередь, предвкушал громадные барыши.

Оставались не ограждёнными только интересы третьих лиц, так как контрагенты совершенно позабыли общественную безопас­ность…

Заручившись разрешительным свидетельством городской уп­равы на сломку здания, правление, согласно обязательству, потре­бовало от Лебедева немедленного приступа к работам.

Лебедев отправился на Никольский рынок и там среди рабо­чего пролетариата вербует себе отряд рабочих по самым дешевым поденным платам.

Весь этот отряд, под командой Андрея Лебедева, служившего когда-то музыкантом в армейском пехотном полку, и родного его брата, крестьянина Степана Лебедева, рассыпался по куполу зда­ния, который изнутри, для безопасности, был подперт четырьмя деревянными стойками, скрепленными между собой железными связками или скобами.

Означенные подпоры, по мнению Андрея Лебедева, должны были выдержать всю тяжесть купола, и потому иных каких-либо приспособлений им сделано не было.

Работа закипела. Застучали молотки, и вскоре наружная ме­таллическая обшивка была снята, а за ней снят так называемый черный пол, и остов купола тотчас же обнажился с его металли­ческими стропилами, числом до 32, которые, подобно радиусам от центра, спускались от вершины купола к его основанию, лежавшему на стенах самого здания в кольце.

Наступала самая трудная и самая опасная часть работы, со­стоявшая в разборке и в расчленении металлических стропил. Ка­залось, что нужно было подумать прежде, нежели приступить к де­лу, или же посоветоваться с кем-нибудь из техников, но самона­деянность Лебедева в погоне за наживой не знает препятствий…

Описывать перед вами, господа судьи, каким образом произ­водилась Лебедевым дальнейшая работа, я считаю лишним; за­мечу только и обращаю преимущественное ваше внимание на то, что в течение всего времени, начиная с приступа обвиняемым к ломке здания и кончая провалом купола, никакая власть, за ис­ключением сына строителя панорамы, архитектора Фонтана, по­сланного отцом для разведки, кем и как сносится построенное им здание, никто не интересовался ходом работ Лебедева.

Словом, как будто бы все дело происходило не в центре го­рода, а где-нибудь на его отдаленных окраинах, и притом сноси­лось не каменное, солидное здание, не говоря уже о его специаль­ной и серьезной конструкции, а какой-нибудь старый деревянный сарай или же курятник…

Печальные последствия не заставили себя ждать. Неправиль­ная, как не согласная с правилами техники, разборка металличе­ских стропил, по заключению экспертов-техников, быстро переме­стила центр тяжести на оставшуюся неразобранной часть каркаса, вследствие чего весь каркас скрутился и, сорвавшись со своего основного металлического кольца, обрушился вовнутрь самого здания, увлекая за собой всех работавших на куполе, из коих родной брат подсудимого, Степан Лебедев, и крестьянин Дмитрий Филиппов убиты на месте, трое изувечены, а сам обвиняемый, Андрей Лебе­дев, каким-то чудом отброшен был на крышу соседнего флигеля, получив легкие ушибы. Таким же чудом можно объяснить себе и то явление, что купол не ударил в стену дома, смежного с разби­раемым зданием, и что, таким образом, число жертв огра­ничилось.

Вот, господа судьи, тот материал, который был добыт предва­рительным следствием для привлечения крестьянина Андрея Лебе­дева к уголовной ответственности на основании 1466 статьи Уло­жения и статьи 128 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, материал, на основании которого С. — Петербургский окруж­ной суд нашел возможным признать Лебедева виновным.

Но я нахожу этот судебный приговор, по некоторой его же­стокости, не соответствующим действительной вине Лебедева.

Мне кажется, что всякое обвинение, направленное против из­вестного лица для того, чтобы оно могло быть усвоено судьей и вы­ражено им в своем приговоре с уверенностью в его справедливости, должно звучать в ушах судьи полным гармоническим аккордом, без всякой малейшей фальши, будет ли она происходить от не­уменья извлекать звуки или же от недостатка в самом инструменте известной ноты, но, во всяком случае, фальши этой не скрыть от чуткого и опытного уха судьи никакими переливами и никакими переходами аккордов из одного тона в другой.

Подобный именно недостаток мы видим в обвинении Андрея Лебедева, в котором, для полноты обвинительного аккорда, недо­стает именно одной ноты или, выражаясь языком деловым, недо­стает одного факта, о чем я уже упомянул в начале моей защиты, сравнивая вследствие сего самое обвинение Лебедева с алгебраиче­ской задачей с одним неизвестным.

Вот почему и до обсуждения вопроса о степени виновности Ле­бедева я считаю необходимым, согласно обещанию, восстановить прежде всего тот отсутствующий факт, ввиду которого личность обвиняемого должна будет отодвинуться на второй план…

С этой целью мне приходится, на время, сделаться солидар­ным с почтенным представителем обвинительной власти и отстаи­вать вместе с ним интересы того третьего лица, именуемого общест­венной безопасностью, которое забыто не только договаривавши­мися к обоюдной выгоде сторонами, но даже теми, на которых за­коном возложена обязанность строгого ее охранения.

Спрашивается, кто же эти законные блюстители общественной безопасности, поступившиеся в данном случае своими прямыми обязанностями?!

Очевидно, лица, которым поручен техническо-полицейский над­зор за всякого рода городскими сооружениями.

Обращаемся к Строительному уставу и видим, что до 1873 го­да правительственным органом с означенными полномочиями и обязанностями по городу Петербургу было правление 1-го округа путей сообщения, но затем, просматривая продолжение Свода за­конов 1876 года, замечаем коренную ломку всего Строительного устава, и статья 322 сего устава заменяется постановлением, по ко­торому: «В местностях, где введено городовое положение, утверж­дение планов фасадов частных зданий, а главное — наблюдение за правильным производством построек, возлагается на городские управы, в лице городских участковых архитекторов, обязанных ру­ководствоваться в этих случаях правилами строительного устава».

Итак, искомая величина, необходимая для более правильного разрешения задачи о степени виновности Лебедева, нами обна­ружена.

Теперь мы знаем, что законным блюстителем правил строи­тельного устава, в интересах общественной безопасности, оказы­вается городское общественное управление вообще, а, по отноше­нию к данному случаю, петербургская, городская управа в особен­ности, со своими городскими архитекторами.

Остается, следовательно, только определить характер и сущ­ность техническо-полицейского надзора городских управ за вся­кого рода городскими сооружениями.

Мы имеем перед собою, по сему именно вопросу и по отноше­нию к данному случаю, несколько странные объяснения петербург­ской городской управы судебному следователю, производившему предварительное следствие по делу Лебедева.

Изумленный бесконтрольностью, в техническом отношении, ра­бот Лебедева по сломке здания, столь редкого и серьезного по об­щему отзыву техников, следователь потребовал от городской упра­вы, ведающей техническо-полицейским надзором, разъяснения при­чины такого строгого с ее стороны нейтралитета и упущений в деле технической инспекций по строительной части, которая возложена на нее законом.

На этот вопрос был получен от управы отзыв такого содер­жания: что ни в строительном уставе, ни в обязательных постанов­лениях по строительной части петербургского городского общест­венного управления нет правил о надзоре, со стороны городского архитектора, за сломкой строений и что выданное управой правле­нию общества взаимного кредита разрешительное свидетельство на сломку здания, предъявленное участковому архитектору, воз­лагало на сего последнего только одну обязанность: чтобы, до на­чала производства работ, место, занимаемое зданием, по Екатери­нинскому каналу, было ограждено забором.

Несмотря, однако же, на действительное отсутствие как в Уста­ве строительном, так и в обязательных постановлениях думы пра­вил, которые непосредственно устанавливали бы обязательность надзора участкового городского архитектора и за сломкою строе­ний, тем не менее нельзя согласиться с упомянутым мнением упра­вы, как явно извращающим общий смысл и значение техническо-полицейского надзора.

Нельзя же, в самом деле, ограничить назначение упомянутого надзора по строительной части, в видах общественной безопасно­сти, строгим техническим наблюдением за одной только построй­кой зданий, а, в случае их сноса, довольствоваться постановкой забора, предоставляя за пределами этого забора тому, кто наме­рен заняться разрушением здания, действовать по своему личному усмотрению.

Придерживаясь такого ограничительного толкования смысла техническо-полицейского надзора, следует заключить, что общест­венная безопасность, которая должна иметь в виду не одну только мимо проходящую публику, но и самих рабочих, обставлена гораз­до большими гарантиями в техническо-полицейском отношении при постройке курятника, нежели при сносе целого здания хотя бы су­дебных учреждений.

Согласитесь же, господа судьи, что уже одного этого прямого, вывода из объяснений управы судебному следователю, относитель­но предела возложенной на нее законом технической инспекции, вполне достаточно, чтобы убедиться в неправильности ее взгляда на обязанности своих участковых городских архитекторов, которые должны отвечать за нарушение таковых своих обязанностей на об­щем основании…

Если же взгляд управы правилен, то есть если не существует закона, предписывающего строгое соблюдение известных правил при сломке зданий, это отчасти подтверждается отсутствием в чи­сле обвиняемых по настоящему делу и городского участкового архи­тектора, то, спрашивается, в нарушении каких же технических пра­вил, ограждающих личную безопасность, обвиняется ныне подсу­димый Лебедев?

Едва ли мы можем получить какой-либо удовлетворительный ответ на возбужденный вопрос, а между тем Лебедев обвиняется в том, что при сломке здания, вопреки существующим законополо­жениям, он дозволил себе явную неосторожность, выразившуюся в не постановке необходимых при производстве работ лесов, послед­ствием чего, для него неожиданным, 17 сентября 1887 г. произо­шел обвал указанного здания.

Несомненно, что после предшествующих моих объяснений по поводу техническо-полицейского надзора и той роли, какую играет в нем городское общественное управление, задача моя и ваша, судьи, при обсуждении основательности упомянутого обвинения Лебедева, значительно упрощается.

И в самом деле, если, с одной стороны, мы должны, безуслов­но, признать, подобно городской управе, что ни в строительном Уставе, ни в обязательных постановлениях думы, ни, наконец» в Уложении о наказаниях не существует закона, обставляющего производство работ по сломке зданий какими-либо точно опреде­ленными техническими условиями, а с другой — что, по разъясне­нию уголовного кассационного сената 1870 года, номер 560, при­менение статьи 1466 Уложения о наказаниях обусловливается дея­нием, само по себе запрещенным законом, от которого произошла смерть, то бесспорно, что обвинение Лебедева в нарушении никому из нас неизвестных законоположений должно быть устранено, так как нельзя нарушать того, что в действительности не существует.

Но, независимо от всего, Лебедеву приписывается еще явная неосторожность с неожиданными для него последствиями.

В этой части обвинения Лебедева нельзя не заметить прежде всего логического противоречия, так как при явной, следователь­но, очевидной, неосторожности, немыслима неожиданность послед­ствий. Нельзя, например, считать неожиданным взрыв порохового погреба, когда в него входят с огнем, или же, подкладывая горю­чий материал под строение, признавать неожиданным пожар…

Не указывает ли нам такое логическое противоречие в самой формулировке обвинения на его неустойчивость?!

Наконец, говоря о явной или очевидной неосторожности в дан­ном случае, необходимо предварительно доказать, что обвиняемый или сам сознавал неправильность своих действий, или же на эту неправильность ему указывали другие, предупреждая о могущих быть вредных и пагубных последствиях, а он пренебрег такими предупреждениями и продолжал действовать. Но всего этого, по обстоятельствам дела, не обнаружено, а, напротив того, доказано, что разбор злополучного купола представлялся, по личному убеж­дению подсудимого, делом обыкновенным, не внушавшим никаких опасений в будущем за ужасные последствия.

Однако же окружной суд усматривает такую явную неосторож­ность со стороны подсудимого в том, прежде всего, что уже самая особенность в архитектурном отношении здания «Панорамы» явно говорила ему о безусловной необходимости иметь для сноса такого здания специальные, технические знания, которыми он не обладал, и, наконец, что о трудности работ, принятых на себя Лебедевым, он был предупрежден сыном строителя — архитектора Людвига Фонтана, Альбертом Фонтаном.

Неосновательность первого из доводов суда, что обвиняемый, приступая к работам, должен был сознавать невозможность их ис­полнения без содействия техника, явствует из личных соображений Лебедева, как простолюдина, а именно: «Что не воспрещено, то значит возможно», и что если бы здание «Панорамы» действитель­но представляло собой какие-либо особенности в техническом от­ношении и могло угрожать общественной безопасности, при его сносе обыкновенным способом, то на это обстоятельство, несомнен­но, было бы обращено его внимание той властью или учреждением, которое ведает надзором за возводимыми и разрушаемыми зда­ниями и имеет право во всякое время останавливать производство работ.

Между тем учреждение, на обязанности которого лежало оста­новить работы, производимые Лебедевым, и заставить его пригла­сить техника, безмолвствовало, довольствуясь одной постановкой забора, и, таким образом, еще более утвердило подсудимого в пра­вильности его личного мнения относительно законности всех его действий.

Что же касается до предупреждения обвиняемого со стороны сына архитектора Людвига Фонтана, Альберта Фонтана, то из по­казания последнего, прочитанного на суде за его смертью, видно, что он был в здании «Панорамы» только один раз, в начале сен­тября 1887 года, причем вовсе не говорил Лебедеву об опасности работ, но заметил только, что не позволил бы себе снимать купо­ла без лесов и потому находит это предприятие трудным.

Ввиду такого, дословно приведенного нами показания свиде­теля Альберта Фонтана становится ясным, что все высказанное им Лебедеву в смысле одной только трудности предстоящих работ и необходимости постановки лесов, которые и были поставлены Лебедевым впоследствии, не имело и не могло иметь для него зна­чения предупреждения относительно безусловной негодности пред­принятого им способа разборки купола, тем более, что обвиняемый не знал ни фамилии, ни профессии посетителя, на которого смот­рел, как на человека любопытного, случайно зашедшего к нему на стройку.

Следовательно, при таких условиях, когда не представляется возможным установить явной, со стороны Лебедева, неосторожно­сти, под которой следует понимать действия, совершаемые обыкно­венно или при личном сознании действующего в их неосторожно­сти, или же — несмотря на предупреждение о сем других, примене­ние к обвиняемому статьи 1466 или же статьи 1468 Уложения о наказаниях может последовать только при явном нарушении со стороны самого суда понятия о преступлениях, предусмотренных этими статьями законов.

Приведенными мною доводами и соображениями исчерпыва­ются объяснения, какие я счел нужным представить в защиту под­судимого Лебедева, убежденный в том, что они будут приняты палатой во внимание при обсуждении вопроса о правильности об­жалованного обвиняемым приговора С.—Петербургского окружного суда.

А потому мне остается только присовокупить, что все лица, потерпевшие от неосторожности Лебедева, ныне уже им удовлетво­рены, как это видно из представленных документов, и что, следо­вательно, судебной власти приходится в настоящую минуту за­няться обсуждением исключительно вопроса об удовлетворении самого правосудия, которое в лице почтенного присутствия пала­ты — я позволяю себе надеяться — будет менее требовательным, нежели окружной суд, и отнесет событие 17 сентября 1887 г. к ка­тегории тех печальных случаев, о которых упоминается в статье 1470 Уложения о наказаниях и которые по закону ненаказуемы.

А. Лебедев был осужден к двухнедельному аресту.